Студия документальных фильмов.

В кинотеатре "Художественный" закрылся фестиваль авторской документалистики "Артдокфест" и состоялось вручение премий "Лавровая ветвь"-2009 лучшим русскоязычным работам в области неигрового кино. Оба события, программы которых частично пересекались, посетил АНДРЕЙ ПЛАХОВ.

Общее впечатление подтвердило вывод, сделанный еще в прошлом декабре на первом фестивале, задуманном и организованном Виталием Манским. Именно в кризисное время авторское документальное кино, лишенное пиаровской раскрутки и приманок в виде медийных лиц, к тому же нагруженное интеллектуально и социально, находит свою публику: фестиваль посетило 20 тыс. зрителей. Впрочем, звезды все же были - хотя бы Анатолий Васильев, вошедший в состав жюри (в нем заседала также Марианна Максимовская, а возглавил его Даниил Дондурей). Или француз Клод Ланцман, представивший восьмичасовой фильм "Шоа", признанный одним из главных художественных памятников жертвам холокоста.

В номинациях конкурса на "Лавровую ветвь" победили разные фильмы - от "Глубинки 35х45" Евгения Соломина (провинциальная Россия глазами фотографа, снимающего людей на новые паспорта) до персональных портретов Александра Солженицына ("Слово" Сергея Мирошниченко), Григория Померанца ("Второй" Ирины Васильевой), Лилианы Лунгиной ("Подстрочник" Олега Дормана). Среди лауреатов - и картина Алены Полуниной "Революция, которой не было", в центре которой отец и сын, нацболовцы с десятилетним стажем. Оба словно сошли со страниц романов Достоевского, оба генетически заражены вирусом идеализма, который - в этом парадокс - и привел Россию к тому историческому состоянию стагнации, в которое она возвращается после коротких просветлений с пугающей закономерностью.

С "Революцией" тематически пересекались другие конкурсные фильмы - в том смысле, что отслеживали быт и психологию политических движений. "Наши" (режиссер Дая Кахэн) - репортаж из "нашинского" лагеря на Селигере, а "В движении" Александра Воронцова и Юлии Киселевой - зарисовка из жизни и деятельности активистов "России молодой". И там, и здесь образы героев подвержены гибкой трактовке. Все же внимательный зритель поймет, что основа обоих движений, в отличие от лимоновского, фальшива, а потому особенно привлекательна для демагогов и карьеристов: достаточно сцены, где герой "В движении" публично сжигает один американский доллар. И еще странный эффект: иногда персонажи кажутся настолько эксцентричными и экзотическими, что удивленно вздрагиваешь, вспоминая, что перед нами документальное кино.

Полезным комментарием к тому, как, по словам одного из героев "Наших", в огороженном со всех сторон лагере у молодежи происходит "брожение умов", стал фильм Игоря Холодкова "Нюрнберг, которого не было". 64 тома обличительных документов о сталинизме были собраны под напором Ольги Шатуновской, самой принципиальной из руководителей комиссии, созданной Хрущевым. Но процесс так и не состоялся - ни тогда, ни в 1991 году, не говоря о сегодняшней России, которая никак не может расстаться со Сталиным.

Самые сильные акценты в сюжете фестиваля были поставлены авторами фильмов, в которых нет ни слова о политике, но образ страны вырастает почти исчерпывающий - "Саня и Воробей" Андрея Грязева (главный приз "Артдокфеста") и "Борис Рыжий" Алены ван дер Хорст. Первый снят в завораживающе жизнеподобном стиле "кинотеатр.doc", который уж стал современной классикой. Двое горемычных, один юнец, другой мужик под сорок, приехали в Москву на заработки и встретились на щебеночном перевале. Их дружба в алкогольных парах показана как трагедия беззащитности: денег им не платят, живут в средневековых условиях, бесправны и бесприютны, язык общения - мат сквозь слезы. Зато сбылось предсказание из сценария Владимира Сорокина и фильма Александра Зельдовича "Москва": теперь каждый бомж ходит с мобильником, из которого звучат позывные эстрадных шлягеров. Только по-прежнему счастья на свете нет.

"Я родился - доселе не верится - в лабиринте фабричных дворов, в той стране голубиной, что делится тыщу лет на ментов и воров" - это строки уральского поэта-самоубийцы Бориса Рыжего, звучащие в посвященном ему фильме. Или другая, ему же принадлежащая классификация нашего народонаселения: "земная шваль: бандиты и поэты". Это поэтический эквивалент тому, что авторское документальное кино пытается выразить - то шершавым языком плаката, то неподцензурными шоковыми методами, то мимикрируя под полную бесстрастность наблюдателя. И если аналогичные попытки игрового кино уязвимы перед обвинениями в чернушном сгущении красок, то кинодокумент в этом уличить невозможно. Вот почему подавляющее большинство таких фильмов лишено проката на телеканалах, и только чудо способно втиснуть какой-то из них в отлакированный телевизионный формат (так случилось с "Подстрочником"). Все авторское документальное кино - это и есть подстрочник жизни, которую ТВ укладывает и закатывает в столь же красивые, сколь и банальные рифмы.

АНДРЕЙ ПЛАХОВ
Газета «Коммерсантъ»   № 233/П (4288) от 14.12.2009